Хотя уже много раз они целовались, желая друг другу доброй ночи, им никогда не приходилось быть при этом только вдвоем. Кажется, безо всякого сопротивление Конни Пат заключил ее в объятия. Он начал нежно целовать ее, но внезапно она возбудилась, обхватила его голову обеими руками и начала покрывать страстными поцелуями его глаза, нос, щеки, уши.
Когда его губы снова коснулись ее рта, Конни широко его раскрыла, вобрала внутрь его губы, кусая и щипля их зубами и языком. Хотя Пат имел сексуальные сношения со множеством девушек, никогда он не целовался с ними столь страстно. Его руки робко приблизились к ее груди, ощущая теплое тело под мягкой, пушистой поверхностью свитера из ангоры. Но, как только он попытался расстегнуть бюстгальтер, она, казалось, одеревенела прямо посреди страстного, громкого вздоха.
– Нет, нет, пожалуйста! Пожалуйста, не надо!
Пат, впервые почувствовав неуверенность в обращении с женщиной, подчинился ее просьбе и вытащил руки из-под свитера. Они просидели в машине еще минут десять, целуясь и исследуя друг друга касаниями языков. Но наличие барьера, установленного Констанцей, охладило страсть Пата.
Ласки и поцелуи – все это хорошо, когда за ними следует нечто большее, но, похоже, Констанца думала, что только в этом и заключается вся игра. Или, может быть, дело развивалось слишком быстро.
Пат пытался догадаться, что сказал Сэм во время беседы с Конни в отношении брака. Конечно же, она никак не выдала себя, что знает об этом, а Пат тоже ни разу не завел с ней разговора о браке. Его, разумеется, интересовало, что сказала она о нем в беседе с отцом, чтобы вынудить Сэма на разговор с Патом о браке.
Возможно, Сэм, которому его шпионы донесли, что он встречается с Конни, просто спросил ее, что она чувствует к Пату. Ведь была же ее кавалером в ту первую ночь эта большая горилла. Вероятно, Сэм опасался, что дочь влюбится в какое-нибудь такое чудище. Тот факт, что лучшие друзья Конни – Китти и Дойл – были ирландцами, видимо внушал ему опасения, что дочь потихоньку начнет отстраняться от семьи.
После следующих десяти минут поцелуев и объятий Пат отодвинулся от нее.
– Эй, – сказал он, – у нас запотели все стекла. Лучше отослать тебя в дом, а не то мы оба можем оказаться в беде.
Он отвел ее до дверей и поцеловал снова долгим, нежным поцелуем.
– Когда я снова увижусь с тобой? – спросила она.
– Не беспокойся, – ответил Пат. – Ты увидишь меня. Очень скоро. Я позвоню.
Через два дня, завтракая с Патом в "Белой Розе" на верхней части Третьей авеню, Дойл задал вопрос:
– Ты уже сел в патрульную машину?
Пат пожал плечами.
– Почти. Мой "раввин" сказал, что практически вопрос решен.
– Видишься с Констанцей? – поинтересовался Дойл.
– Да, у нас было свидание на этой неделе.
Пат размышлял, что он может рассказывать Дойлу. За краткое время знакомства Дойл стал для него таким близким и надежным человеком, каких у него никогда не было. Вследствие того, что оба они служили в полиции, и по множеству других причин Пат сдружился с Дойлом больше, чем с кем-нибудь из парней своего района. А тот факт, что это был единственный друг, знавший о Констанце, склонил его к намерению обсудить с ним вопрос брака.
– Что ты думаешь о женитьбе, Реган? – спросил Пат.
Дойл проглотил откушенную часть сандвича с мясом и запил его глотком пива.
– Думаю, что женитьба – это прекрасно. Что еще можно сказать о таком деле? Я умоляю об этом Китти уже около года, но все, о чем она мечтает, – карьера.
– Какая чушь! Она повзрослеет и поймет это.
– А что ты об этом думаешь? – спросил Дойл.
– Не знаю, – ответил Пат. – Я все думаю, а что в женитьбе такого хорошего? Тебя тут же нагрузят бабой с кучей ребятишек. Не сможешь тратить деньги, как тебе захочется. Лишишься свободы. Сколько бы ни зарабатывал, ты должен будешь нести домой все больше денег. Должен вчитываться кому-то за каждую минуту, проведенную вне дома. Не уверен, что схожу с ума от радости оказаться в таком положении.
– Тогда из-за чего ты мне задал этот вопрос? – спросил Дойл.
– Ну, – протянул Пат, – я раздумываю. Мне кажется, я мог бы осуществить это на деле, я имею в виду брак с Констанцей.
Глава 19
Над Патом много и добродушно шутили по поводу награды, которой он удостоился за дело на Салливан-стрит, но большинство полицейских казались довольными, что он заслужил ее. Похоже, арест и награда были началом правильного пути. На него больше не смотрели как на новичка с Пятого участка.
Примерно две недели спустя он получил документ о переводе в Шестой участок в западном Вилледже. Участок на Чарльз-стрит сильно отличался от Пятого. Окруженный темными, мрачными складами над пристанями реки Гудзон, он располагался в дальней западной части Вилледжа, западнее улицы Гринвич-стрит.
Накануне того дня, когда Пат должен был явиться в Шестой участок, в дом пастора позвонил Артур.
– Мы перевели тебя в Шестой с повышением в должности, – сказал он. – Место оказалось свободным, по какой причине неважно. Так или иначе, там есть место, и твое постепенное повышение в Шестом не вызовет столько шума, как в Пятом, где тебя все знают.
Пат светился от удовлетворения:
– Ах, благодарю, Артур.
– Все нормально, малыш. Только не попади в какую-нибудь неприятность. Держи глаза и уши открытыми, кроме всего прочего.
Партнеру Пата по патрулированию на машине – Тому Беркхолдеру – было около тридцати. Это был собранный жилистый мужчина с мудрыми усталыми глазами сельской вороны. Во время войны он служил в постоянном береговом патруле на Тихом океане в Семнадцатой дивизии морских пехотинцев, и по участку ходил слух, что Том был награжден Серебряной Звездой за операцию на Гвадалканале, хотя он никогда сам не говорил Пату об этой награде.
– Ты слишком молод, чтобы просто так получить такой пост, малыш. Должно быть, имеешь сильную руку. Я слышал, что за тобой стоит целая Семья, – сказал как-то Беркхолдер Пату.
– Послушай, я живу с итальянским священником, – ответил Пат. – Но признаюсь, мне оказывают помощь. Долбаные ирландцы захватили всю власть. Их предводитель – Спеллман.
– А еще, я слышал, ты провел весьма хорошую операцию, – сказал Беркхолдер.
– Это был просто счастливый случай.
– Ладно, – промолвил молодой ветеран, – надеюсь, у тебя будет больше удач, чем у твоего бывшего партнера, место которого ты занял.
– А что случилось с ним?
– Мы окружили группу гомиков на Гроув-стрит. Знаешь там маленькую забегаловку, в которой они собираются после закрытия других заведений? Все они сходили с ума: кричали, визжали, толкались. Долбаные придурки! Мы хотели припугнуть их немного, проверить, нет ли у них наркотиков. Никоим образом не собирались их арестовывать, ведь не волочить же всю эту толпу в участок.
Мы послали сигнал 10 – 85 и ожидали подкрепления. В это время часть их, человек шесть, побежали вверх по Седьмой авеню. Вдруг появилась эта проклятая машина, она неслась с ревом вниз по улице. Фрэнк Нозак, бывший мой партнер, встал посередине улицы, чтобы никто из гомиков не побежал за ней. А я в это время выстроил их в линейку для обыска. Они стояли возле стены, лицом к ней. В общем, я услышал, как проносится эта машина. Из окна высунулся сумасшедший педик в белом парике и заорал: "Ждите, девушки. Я пришел сюда, готовы вы или нет?" Следующее, что я знаю, долбаная машина сбила Новака – ударила в спину и подкинула в воздух футов на пять. Машина – красный "додж-купе" – продолжала движение, пока я смог предпринять хоть какие-то меры. Успел заметить две буквы номера. Гомики повернулись лицом к улице, крича и хихикая. Я выстрелил один раз в воздух и сказал: "Следующий из вас, кто шевельнется, получит пулю прямо в задницу!" Все это время Новак лежал на обочине и стонал.
Я снова сел в машину, вызвал 10 – 13 и сказал, чтобы со всех направлений выезжали быстрее четыре машины. Приехала скорая – машины скорой помощи там действуют очень быстро, – но Новак был в плохой форме. Мы см везли его в больницу Святого Винсента, и там сказали, что у него сломан позвоночник.